«Идеологическая лошадь сдохла». Учительница о том, чему школу научил август

ОМОНовцы, ВВ-шники, «губопики», «тихари»… С августа 2020 года в этот список «лучших людей Беларуси» включают и такое вроде бы невинное существо, как белорусский учитель. Нежные брюшком, с пожизненными очками на изуродованном белорусским педагогическим образованием лице, они многим теперь кажутся шестеренками в карательной системе Лукашенко. Мы попытались узнать, так ли все однозначно в этом вопросе на самом деле.

Ниже — наше интервью с одной из минских учительниц, с большим педагогическим стажем. И — революционным. На условиях демократической анонимности, Александра (имя изменено) рассказала, почему не следует сгребать учителей в одну «ябаткову корзинку» и как к событиям августа и протестам в целом относятся в белорусской педагогической системе.

Спойлер — «жи» и «ши» по-прежнему с «и», почему-то!

— Как так получилось, что Александра стала учительницей? В какой момент твоя жизнь повернула не туда, скажи?

— Здесь должно быть про призвание и любовь к детям, но нет. Жизнь повернула не туда весной 2006 года. Тогда я, будучи студенткой непедагогической специальности, осталась в палаточном лагере на Октябрьской площади после очередных выборов АГЛ. Нас там было человек пятьдесят от силы. Лагерь разогнали, но активность моя не иссякла. Во время одной из послевыборных партизанских вылазок мы с ребятами попались с наклейками. Ночь, РОВД, отпечатки, опросы-допросы. На этом мое обучение в вузе, по непонятным причинам называющимся лучшим вузом страны, закончилось. Услышав от декана прощальное «Вы же сами все понимаете», пошла записываться на ЦТ едва ли не в последний день регистрации. Времени на подготовку не было никакого, поэтому выбрала «пед». Туда легко поступить без подготовки даже спустя три года после окончания школы. Получить диплом тоже было несложно.

«У половины всех ябатек в нашей школе дети давно граждане США»

— Работаешь ли ты учителем сейчас? И зачем?

— Да, работаю. Как оказалось, преподавание — это действительно мое дело. Школа в том виде, в котором она существует у нас, правда, не совсем мое. Поэтому у меня много частных занятий.

— Выборы этим летом. Или так — «выборы». Принимали ты участие в выборном процессе в твоей школе?

— В моей школе нет и никогда не было участка. А даже если бы и был, то вряд ли бы меня позвали в комиссию.

Из всего коллектива в избирательных комиссиях (на разных участках) у нас побывали только двое. Не знаю, как и что они там считали, но оба практически не выходили из своих кабинетов до сентября и ни с кем не общались. Оба эти педагога не ябатьки и очень тяжело переживали то, что случилось после выборов.

— Как у вас проголосовали-то? Сличала ли ты публичные результаты голосования с тем, что предоставила платформа «Голос»? Если да, то каков результат?

— На моем участке не хватило присланных голосов, чтобы сделать корректное сравнение с протоколами комиссии. Но ребят с белыми лентами было много.

— Профессия учителя сейчас стала для многих белорусов ненавидимой. Их позиция такова: учителя в школах — это первый узелок в длинной веревке манипуляций, которая, в итоге, позволяет Лукашенко оставаться президентом бесконечно долго. Чем ответишь на это?

— Это очень стройное теоретическое умозаключение имеет мало общего с тем, что происходит на самом деле.

Что касается процесса выборов, то комиссии состоят не из одних учителей. Но их там много. Почему? Потому что это дешевая рабочая сила, а участки в школах удобны. Не проводить же выборы на предприятиях, отрывая сотрудников от работы и теряя прибыль. Дешевле набрать массовку из учителей. Пропавшие уроки — это ерунда, дети и с репетиторами выучатся. К тому же учителя в комиссии включаются, как правило, на правах аборигенов и с функциями принеси-подай, не более. Не стоит забывать о том, что данные участковых комиссий обрабатываются районными, а потом областными. И на этих уровнях подделать цифры можно вообще без оглядки на то, что там насчитали на участках.

«До учителей народному гневу проще добраться, чем до усатой причины страшных августовских событий». Фото: Tut.by

Что касается промывки мозгов в школах, то все педагогические манипуляции даже самых идеологически подкованных завучей по воспитательной работе в реальности — пустой звук. Дети не чистый лист или пустая флешка, на которую можно писать любой бред. При всей идеологической обработке информационными часами и сомнительными мероприятиями в моем классе не завелось ни одного БРСМовца. Настоящая идеология, определяющая взгляды, — это реальная жизнь и мнения живых людей, а не демагогия по методичкам. В нее не верят даже идеологи. Эта лошадь давно сдохла.

Что до смелой мысли о том, что именно учителя позволяют оставаться Лукашенко у власти, то я не припомню, чтобы учительницы строгим взглядом и указками загоняли людей в автозаки, отвозили их в свои учительские, где пытали линейками и произведениями Толстого, разрисовывая мелом особо активных.

То, что случилось в августе и продолжается сейчас, страшно и труднообъяснимо логически. Много боли, в которой винят всех кого ни попадя. В том числе учителей. Ведь до них народному гневу проще добраться, чем до усатой причины тех страшных событий. На самом деле учителя не так всемогущи, как рисовало когда-то детское воображение первоклашки.

— Стала ли ты, после августа 2020-го, скрывать свою профессию, место работы?

— Нет, мне нечего стыдиться. Но за профессию обидно. Уже давно и не из-за выборов.

— Вот интересно — как твои школьники комментируют происходящее в их стране? Какие мнения в спиногрызных массах?

— В классах, где я работаю, дети постарше в основном дипломатично молчат, а вот младшие радуют. Недавно после звонка без объяснимых причин они стали скандировать «Жыве Беларусь!». И громче всех ребенок прокурора. Я их не останавливала. Наслаждалась. Приятно!

— Ощущаешь ли ты, что отношение к тебе со стороны родителей учеников поменялось? Если да, то в какую сторону?

— Да, родители-милиционеры отказались от частных уроков после семейного просмотра моей «сторис» об одном из воскресных маршей в Инстаграме. Отношение остальных родителей не изменилось. Оно остается таким же прекрасным и уважительным, каким и было всегда.

— Твои коллеги по школе, которые «за Лукашенко». Как они объясняют свою позицию? Много их вообще, что это за ябатьки люди?

— У нас нет совсем отсаженных ябатек. В послевыборных спорах на работе, едва не дошедших до драки, выяснилось, что большинство, в том числе и члены комиссий, голосовали вовсе не туда, где было объявлено 80%. А всех ябатек у нас мало и ровно по количеству жен начальников и матерей милиционеров. У половины из них дети, кстати, давно граждане США. Я называю их ситуационными ябатьками. А ситуация сейчас такая, что они тоже не останавливают детей, кричащих «Жыве Беларусь!» Мало ли власть поменяется.

«Учителя в комиссии включаются, как правило, на правах аборигенов и с функциями принеси-подай»

— Какие вообще настроения в твоей учительской после «выборов»?

— В учительской — никакие. Активисты, а их немного, общаются в чатах честных учителей, подписывают письма и не сдаются. Остальные, как и все подневольные бюджетники, ждут, чем все закончится.

— Ты в момент получения профильного диплома, и ты сейчас, в декабре 2020-го. Чтобы ты сказала самой себе тогда, свежевыпущенному учителю?

— Ты идешь в образование, там не любят слишком умных!

— Белорусское образование — оно же злокачественное, верно? Что нам нужно сделать, чтобы идти в учителя было не стыдно?

— Злокачественным я бы его не назвала. А вот безденежным и бесправным — да. Очень не хватает нормально урегулированных в правовом поле отношений ребенок-родитель-школа. Про стыд ничего сказать не могу. Мне за свою работу не стыдно :)

— А здесь можешь сказать все, что захочешь. Шакал все стерпит!

— Жыве Беларусь! Так победим!