Вверх
Вниз


Сглазили. Как на самом деле лечат онкологию в Беларуси — поучительный рассказ беларуски

Сглазили. Как на самом деле лечат онкологию в Беларуси — поучительный рассказ беларуски

Оцените экстремизм материала:

Рейтинг:  5 / 5

Звезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активна
 

ХОТИТЕ ПОМОЧЬ РЕДАКЦИИ ШАКАЛА?

Оформите регулярные пожертвования на Patreon;
Купите нашу книгу «Хроники "Нестора" — история «Музыкальной газеты» и «М-журнала»;
Или просто налейте нам рюмочку 

«Лукашенко об онкопомощи в Беларуси: система выстроена, для меня это важно». «Лукашенко пообещал жестко спросить в случае роста женских онкологических заболеваний» — и так далее, и тому подобное. Судя по заголовкам государственного новостного агентства «БелТА», рак в Беларуси если не побежден, то серьезно напуган и старается не высовываться. Но как с лечением онкологических заболеваний в стране обстоят дела на самом деле?

Представляем вам реальную историю беларуски, которая избавилась от рака и при этом не стала инвалидом. Всё именно потому, что она не лечилась в Беларуси.

Из соображений безопасности мы скрыли имя нашей героини. Но если вы хотите ей помочь финансово — у девушки остались огромные долги за операцию — напишите нам в редакцию, и мы объясним, как это можно сделать.

Как на самом деле лечат онкологию в Беларуси

— Чем ты заболела (диагноз). Когда это случилось? Как ты узнала?

— Меланома сетчатки глаза. Это злокачественная опухоль.

Узнала я об этом осенью 2022-го. Иронично, что как раз за несколько дней до этого у меня случился личный пиздец. То, что я считала стабильным и, несмотря на, как мне казалось, небольшие сложности, надежным, стало стремительно рушиться. Причем как в очень, очень плохом кино. Ну и дальше все, что касалось здоровья, развивалось по такому же принципу — как если бы Сарик Андреасян переснял «Интернов» для беларуского телевидения по сценарию Алексея Балабанова и без единой шутки. Впрочем, шутки я потом уже шутила сама. Без них бы не вывезла.

Началось все с того, что я пришла к офтальмологу с мелкими проблемами, чтобы убедиться, что все в порядке. У меня даже зрение не падало, только стали появляться мелкие темные пятнышки перед глазом и иногда возникали какие-то вспышки на периферии глаза. Я погуглила, это были симптомы начала отслойки сетчатки. Штука в целом не страшная, так что я была спокойна. Но офтальмолог увидел в моем глазу какую-то опухоль и отправил к онкологу уже на следующий день.

— Как решила лечиться, почему изначально пошла к беларуским врачам?

— Ну вот только потому что у меня появилась возможность сразу попасть к онкологу и я была, собственно, в Беларуси, я и пошла к местным врачам. До этого у меня ничего серьезного не было с детства, а по каким-то стандартным вопросам я обращалась обычно в платные клиники. Здесь же платной онкоофтальмологии я на тот момент не нашла, хотя сейчас проверила, что-то гуглится. Ну а тогда работало по факту одно отделение с заведующей, которая и решала в этой области все. Именно к ней на прием я и попала. И именно после общения с ней — и еще с психологом отделения — я твердо решила, что в Беларуси лечиться не буду. Но обо всем по порядку.

Как на самом деле лечат онкологию в Беларуси

— Как проходила твоя диагностика в Беларуси?

— Если коротко: клоунада, но пострашнее, чем в «Оно«. Если длиннее — сейчас история…

Знакомство с доктором не задалось сразу. Это была та самая заведующая отделением. Я еще толком не успела зайти в кабинет, а на меня уже гаркают: «Почему не одела бахилы?» Я машинально и, к счастью, почти беззвучно поправляю это безобразие на «надела», потом начинаю за что-то так же машинально извиняться и говорю, что вообще-то мне очень страшно. На что эта приятная (нет) женщина, глядя в мой снимок из прошлой клиники, заявляет: «НУ ТАК, КОНЕЧНО, ЕСТЬ ЧЕГО БОЯТЬСЯ!»

В этот момент я думаю: «А вы точно доктор? А можно всех посмотреть?» В это время мне быстренько капают глаза и отправляют оформлять карточку, пока не расширились зрачки. Но карта делается дольше, чем они расширяются, намного дольше. Поэтому я оставляю в очереди своего тогда еще мужа и иду на осмотр, пока не понадобилось капать повторно. Доктор, конечно же, снова на меня орет, чтобы без карты не возвращалась. Я нервничаю еще больше почему-то говорю: «Но у меня уже соски расширились!», но меня к счастью снова не не слушают, потому что выпихивают за дверь.

Дальше еще один осмотр и УЗИ, на котором мне объясняют, что опухоль у меня довольно большая, злокачественная и возможно придется удалять глаз. Он начинает немедленно дергаться, и я пытаюсь объяснить, что зрение на нем — единица, да и все другие показатели в норме, так может быть можно придумать что-то еще? Узист отвечает, что да, есть другие варианты лечения, но все решает доктор. Доктор, когда я возвращаюсь, быстро смотрит снимок и, не поднимая головы, начинает что-то долго писать в карте. Я подпрыгиваю от нетерпения и уже из-за всех сил стараюсь не заорать что-то типа: «ДАЙТЕ ХОТЬ ОДНИМ ГЛАЗКОМ ПОСМОТРЕТЬ!»

Наконец она откладывает карту и сообщает, что положила глаз на мой глаз.

В том смысле, что надо его удалять, потому что лечение, конечно, есть, например, радиация или локальная операция, но это может все равно привести к разрушению глаза. В тот момент мне еще кажется, что она предлагает это только как вариант, и я говорю, мол, так давайте пробовать другие способы лечения, но она качает головой, говорит, что опухоль очень большая и всячески дает понять, что такой вариант — единственный.

Как на самом деле лечат онкологию в Беларуси

Тело врачей. «Беларусьфильм» отрабатывает зарплату пропагандой «Лист ожидания»

онкология

Без малого 100-летняя история киностудии «Беларусьфильм» мягко вернулась к тому, с чего начиналась — с удовлетворения тех, кто ей платит. Не то чтобы и в лучшие свои годы студия не штамповала фильмы про партизан без идеологического посыла, но сейчас, в просвещенные 20-е нового тысячелетия, партийный заказ стал как никогда явным — как это было при большевиках. Ничем другим неистовый трейлер фильма о том, что гнить нужно только на Родине, назвать нельзя.

И тут я понимаю две вещи: во-первых, мне такой вариант не нравится, а во-вторых я не могу встать. Ну вот буквально физически не могу, ноги не слушаются. Тогда ко мне вызывают психотерапевта, и вскоре приходит женщина, которая выглядит в точности как Грусть из мультика «Головоломка», только не синяя. Хотя, может и синяя, но мне явно не до того, чтобы ее обнюхивать. И вот этот символ беларуской медицины минуту просто смотрит на меня скорбным взглядом, а я начинаю искать глазами священника. После этого Грусть уводит меня в свой кабинет. Идти я в целом уже могу, зато ужасно хочу писать. Я думаю: оставьте меня в покое вообще все, я просто хочу писать, писать прекрасно, я хочу писать ВСЕГДА. Наконец Грусть приводит меня в кабинет и продолжает смотреть скорбным взглядом. Я забираюсь в кресло прямо с ногами, накрываюсь курткой. Меня трясет. Но я замечаю кофе-машину и запах кофе на весь кабинет. Психотерапевтка как раз достает кружку, протягивает мне, и такая: «Могу предоставить только воду из-под крана.»

А дальше она просто выдает мне буквально: «Ну, выбирай: или жизнь или глаз». Тут мне уже совсем нехорошо, но я пытаюсь сообразить: а где вариант «в жопу раз?» Потому что наше культурное пространство готовило меня именно к этому, а такой подставы я вот вообще не ждала. Я начинаю возражать, что есть же методы лечения, лазерная хирургия там, облучение… Но тут психотерапевтка произносит сакральное: «Если доктор сказал удалять, значит удалять. Вообще-то это лучший специалист в Беларуси!» Мне хочется спросить, если вот это лучший, то худший тогда как выглядит? Смотрит снимок, молча выбивает палкой глаз, обносит квартиру и в конце плюет в лицо — одновременно вместо подписи и антисептика?

В общем, Грусть несколько раз повторяет: «Надо выбирать жизнь«, как будто у меня какие-то другие планы, а потом предлагает сразу же лечь в больницу, где, пока я жду очередь на КТ, мне будут давать антидепрессанты, снотворное и двух психотерапевтов, одна из которых она сама.

Ну может воду из-под крана еще.

В том состоянии, несмотря на то, что какая-то часть меня отчаянно выдает хиханьки и хаханьки, я готова на это согласиться.

И я уже представляю себя с глазным протезом и почему-то с деревянной ногой. Но, к счастью, это пятница, и на выходные я уезжаю домой.

Собственно, вот оно все обследование. За те выходные, что я провела дома, меня очень поддерживал тогда-еще-муж, за что я ему до сих пор благодарна. Он сказал, что примет любое мое решение, но нужно попробовать сначала нормальное лечение. Ну а человек, который меня полностью вытянул из этого ужасного шока после больницы, где я, как мне говорят, была на себя не похожа и нормально не могла говорить, была хорошая знакомая моей мамы, гипнотерапевт. Она провела со мной в тот же день что-то вроде сеанса, но чисто разговорного, где сама ни в чем не убеждала, но заставила вспомнить, что я жива, пока еще хорошо себя чувствую, с двумя глазами, которые отлично видят и могу сама выбирать, как именно мне лечиться. А не вестись на давление одного-единственного врача и его карманного психотерапевта, который и терминологией собственной профессии-то не владеет.

— Ощущения от беларуской медицины сегодня? как ты думаешь, почему она в кризисе (если это так)?

— Сегодня я хожу здесь только сдавать анализы (платно) и лечить зубы (как не странно, в бесплатной стоматологии, но я случайно нашла просто офигенного молодого врача, так что и так бывает). По тому, что я увидела в офтальмологии, пока обследовалась — кризис, конечно, есть. Во-первых, мне прямым текстом было сказано, что лучшие специалисты после 2020-го все еще продолжают уезжать. Во-вторых, многое оборудование устарело, а с тем, чтобы заказать и привезти новое, возникали проблемы. Ну и, не секрет для нас всех, конечно, то какие репрессии в последние годы применялись к медикам. Думаю, в этом и причины.

Как на самом деле лечат онкологию в Беларуси

Однако, на примере моего стоматолога могу сказать, что и хороших специалистов найти можно. Но если вопрос стоит так, как стоял у меня, и если вам вот так же хамят с порога и по сути не хотят лечит, зато хотят сразу же что-то отрезать — я бы долго не раздумывала. Собственно, я и не стала.

— В какой момент ты поняла, что в Беларуси тебя не вылечат (изуродуют)?

— В день обследования. Потому что мне так прямым текстом и сказали. Нет, конечно, меня убеждали, что протез очень красивый и почти незаметный, но на меня давили и по сути сразу же не давали выбора.

— Было ли ощущение, что раньше наша онко-медицина (и медицина вообще) была лучше?

— Про онко ничего не могу сказать толком, потому что такое со мной случилось впервые. Знакомому, правда, удаляли опухоль мозга и все прошло успешно. Но его, насколько я знаю из первых уст, вообще не предупредили о побочках лекарств, которые он принимал и ему, так же, как и мне, откровенно хамили.

А в целом — да, у меня полное ощущение, что до 20-го года все было как-то бодрее и жизнерадостнее что ли. И много хороших специалистов, действительно, ушло.

— Почему обратилась к туркам? Сколько стоило лечение? Какие были нюансы в плане перелета (если были)?

— Сначала я рассматривала Германию и Польшу, а Турция была запасным вариантом. Но в Германии почему-то случился затык уже на уровне переписки с клиникой, а посольство Польши не открыло мне медицинскую визу (для нее мне необходимо было приглашение от клиники, а клиника приглашение выслать отказалась, и у меня была только запись на определенную дату). Конечно, можно было попробовать открыть туристическую визу, но на тот момент очереди были до мая (напоминаю, что дело было в конце осени), а вопрос нужно было решать быстро. Конечно, можно было сделать все через турагентство, но для этого сначала нужно было в любом случае ехать в тур, на который не было ни времени, ни денег — лечение предстояло дорогостоящее.

Как на самом деле лечат онкологию в Беларуси

Да, в качестве лечения я выбрала в итоге брахитерапию, которая во всем мире считается самым эффективным вариантом при моем заболевании. Это лечение с помощью радиоактивной капсулы, которую в ходе операции на несколько дней вживляют под веко для непосредственного контакта с опухолью. Наверняка, если бы я не искала информацию сама, я бы поверила заведующей отделения, но… в тот момент она писала диссертацию о том, что самое эффективное лечение меланомы глаза — это удаление органа, и думаю, что у нее был еще и такой интерес. Потом мне рассказали, что она буквально всех сразу отправляла на удаление. А под моим постом в бывшем твиттере, а ныне — соцсети «X«, одна молодая женщина рассказала, что с такой же ситуацией столкнулась ее маленькая дочь, которой не просто собирались удалять глаз, но и угрожали матери. В итоге от лечения в РБ она отказалась, а ребенка полностью вылечили в другой стране с помощью все той же брахитерапии.

Так вот, возвращаясь к Турции. Все отзывы от тех, кто там лечился, были хорошими, причем это были даже не отзывы в Сети, которым можно было бы и не поверить, а довольно обширное сарафанное радио. Тут еще одно спасибо моему тогда-еще-мужу, он помог найти клинику с сильной радиологией, где меня готовы были принять для начала на осмотр. Клиника называется Liv Hospital, и я действительно могу ее рекомендовать. Там работают специалисты, кажется, по всем направлениям, но, забегая вперед и говоря только за свое: работают они замечательно.

В общем, на осмотре опухоль мне подтвердили, сказали, что да, она большая, но с тем, чтобы провести брахитерапию, нет никаких проблем и прогнозы у меня хорошие.

Весной я прилетела второй раз и мне сделали операцию, которая стоила 20 000 долларов. Такую сумму собрать было, конечно непросто: часть мы одалживали у друзей и родственников, с частью помогли мои мама и тетя, а часть мне помогли собрать с помощью донатов.

Думаю, многие из тех, кто донатили, прочтут это интервью, и хочу еще и здесь сказать им огромное спасибо.

«Беларусь — страна возможностей. Возможно сесть абсолютно за всё». Интервью с беларуской, отсидевшей на «химии»

онкология

«Наука есть, а жизни — нет». Цитата киноклассика очень легко нанизывается на современную Беларусь, в которой за последние несколько лет перевернулось вверх ногами абсолютно всё. И даже слово «химия» стало общеупотребимым, но в том смысле, в каком мы его помним времен СССР. Увы, «совок» в Беларусь также вернулся, и вместе с ним и его людоедские привычки. В этом мы убедились, пообщавшись с беларуской, которая до отвала наелась той самой «химии»…

В плане перелета никаких сложностей не было, виза в Турцию не нужна и здесь все вообще прошло гладко. Сложной, особенно психологически, была сама операция. Мне пластину с радиоактивной капсулой устанавливали на четверо суток, а это два общих наркоза за короткий срок плюс очень неприятные и болезненные ощущения на протяжении всего времени с капсулой и некоторое время после. Ощущалось, честно говоря, так, будто в глаз вставили пробку от пива и еще надавили — и так четыре дня. Но мне очень повезло, у меня не было почти никакой реакции на саму радиацию: меня не тошнило, не поднималось давление и температура, был хороший аппетит. Кстати, все пребывание в клинике вместе с прекрасным трехразовым питанием входило в стоимость моей операции.

Еще мне хочется пару слов сказать об отличиях турецкой медицины от беларуской. Да, я сравниваю тут платную (дорогую) с бесплатной, что вроде как не совсем корректно. Но мне говорили, что в случае с онкологией, даже если бы я заплатила немаленькую сумму дополнительно, и в лечении, и в отношении бы мало что поменялось. Конечно, я не могу утверждать, что это обязательно так, но, к сожалению, знаю о нескольких подобных случаях.

Так вот, в Турции, помимо того, что ко мне относились уважительно и очень корректно до мелочей, еще и не воспринимали как смертельно больную. Надо мной не ахали и не охали, на меня не смотрели со скорбным лицом, и в целом у меня было ощущение, что ну, заболела, бывают, сейчас меня вылечат и все будет хорошо. Там и пациенты все были на позитиве.

Я не могу представить себе такой картины в Беларуси в принципе, чтобы больные онкологического отделения улыбались, шутили, с удовольствием ели пирожные в кафе почти сразу после операции. А здесь я все это видела своими глазами. Вернее, глазом — один-то был забинтован.

— Видели ли беларуские врачи результаты твоего лечения в Турции? Если да, что сказали?

— Нет. Я даже не уверена, что у них еще есть моя карта, иначе они уже давно позвонили узнать, собираюсь ли я лечиться или хотя бы жива ли я там вообще. В боровлянскую клинику я приезжала после того осмотра всего раз — отказаться от госпитализации. Меня спросили, буду ли я лечиться, я сказала: «Конечно, да», не уточнив, что не в этой стране. На этом все.

Как на самом деле лечат онкологию в Беларуси

— На какой стадии лечения ты сейчас и что нужно тебе делать в дальнейшем?

— Сейчас я здорова. Остались только последствия радиации — у меня ожидаемо упало зрение в прооперированном глазу и чуть хуже работает мышца верхнего века, в которое, собственно, радиация и лупила. Часть побочки должна еще за несколько месяцев уйти сама, а часть, к сожалению, может еще проявиться, так что мне предстоят еще процедуры в той же клинике. Кроме этого раз в год нужно проверять внутренние органы, чтобы убедиться, что там все чисто, но это и полностью здоровым людям делать рекомендуют.

— Онкология в Беларуси теперь как приговор? Тебя просто не будут толком лечить, несмотря на все торжественные визги из телевизора?

— По моим ощущениям, да, хотя уверена, у кого-то есть и более позитивный опыт. Но то, с чем столкнулась я — неприкрытое хамство, непрофессиональный психотерапевт, давление, наплевательское отношение — заставляет меня думать, что лучше лечиться все же не здесь. Да, возможности для этого найти бывает непросто, но стоит хотя бы попытаться.

— Советы всем, кто столкнулся с необходимостью дорого лечения в Беларуси!

— Всеми силами искать альтернативные варианты, если это вопрос жизни и смерти и/или целостности вашего организма. Как минимум операции здесь лучше не делать. Исключение — те случаи, когда вы полностью доверяете врачу и видите, что ему не плевать на то, что с вами в итоге будет.


Все тру-шакалы только в этом Телеграме! ПодписывайсяТелега

Компонент комментариев CComment